Форум
Колосовская Т.А.
РОЛЬ РОССИЙСКИХ ВОЕННЫХ ТОПОГРАФОВ В ОСВОЕНИИ И
ГЕОГРАФИЧЕСКОМ ИЗУЧЕНИИ КАВКАЗА
ПЕРИОДА КАВКАЗСКОЙ ВОЙНЫ
*
Юбилей завершения Кавказской войны (1817 – 1864 гг.), отмечаемый в
этом году, позволяет и профессиональным исследователям и просто любителям
отечественной истории еще раз вспомнить о событиях более чем полутора веко-вой давности. Сегодня, когда в отечественном кавказоведении наметился пере-ход к изучению Кавказской войны «не как поля классического вооруженного
столкновения, а как пространства сложного, и во многом плодотворного взаимо-действия людей» [7, с. 285] особого внимания заслуживает исследование роли
русской армии в тех событиях. В научных статьях и монографиях, опубликован-ных в последние годы, историки обращают внимание на участие военных в изу-чении Кавказа, разработку ими проектов мирной и взаимоприемлемой интегра-ции новой окраины России в единое пространство страны [9; 10]. Весьма показа-тельна в этом отношении деятельность такого подразделения русской армии как
военные топографы. Рассмотрению их роли в освоении и географическом изуче-нии Кавказа посвящается настоящее исследование.
Корпус военных топографов был создан в 1822 г. при Генеральном штабе
для централизованного проведения картографических съемок на территории
Российской империи. Источником его комплектования служили воспитанники
учреждений военных кантонистов, в которых получали образование сыновья
нижних воинских чинов. Лучшие и способные из солдатских детей поступали в
Корпус топографов. Такая организация корпуса позволяла не сильно обременять
государственную казну, а тесная связь его с Генеральным штабом, в котором н а-ходилось много офицеров с хорошим математическим образованием и вполне
опытных в производстве съемок, давала топографам отличных руководителей [6,
с.85].
Особенно актуально проблема сбора географических и топографических
сведений была для Кавказа, представлявшего собой пока еще новую и малоизу-ченную окраину России. Военное противостояние в крае, то затухавшее, то
*
Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках проекта проведения научных исследова-ний «Российские военные в социокультурном пространстве Северного Кавказа XVIII – XIX вв.», проект № 14-01-00251 вспыхивающее с новой силой, заставляло российское правительство искать пути
решения кавказской проблемы. Отсутствие же достоверной информации, отме-чалось в официальном документе, «затрудняло здешнее начальство не только в
военных предприятиях, но и в распоряжениях по управлению краем» [1, с. 379].
До 30-х гг. XIX в. топографическими исследованиями были охвачены пре-имущественно территории, расположенные по южную сторону Главного Кавказ-ского хребта, т.е. мирные провинции Закавказья. На Северном Кавказе, в услови-ях перманентных военных столкновений, топографических работ на значитель-ных пространствах не проводилось. Командующий Отдельным Кавказским кор-пусом генерал А.П. Ермолов, писал в своих воспоминаниях: «В делах предмест-ников моих ничего не нашел я, кроме нелепо составленной карты из произведен-ных частных экспедиций, для связи коих надобно было прибегать к разным вы-мыслам...» [4, с.64].
Из-за необходимости расширения топографических работ на Кавказе, было
решено увеличить количество находившихся там топографов как офицерского
звания, так и нижних чинов. В 1832 г. при Отдельном Кавказском корпусе была
сформирована рота топографов № 3, в составе 48-ми человек [6, с. 354]. С этого
времени сбор военно-топографического материала приобрел систематический
характер.
В условиях военного времени особое внимание топографов было обращено
на местности, непосредственно прилегавшие к территориям «немирных» горцев,
через которые «хищнические партии» прорывались в пределы Кавказской облас-ти и Черномории. Съемки в этих районах обязательно проводились под прикры-тием военного конвоя.
Одним из участников таких съемок был Г.И. Филипсон, который после за-вершения Военной академии, с чином капитана и причислением к Генеральному
штабу, был командирован на Кавказ. Пространство, на котором проводились то-пографические работы Филипсона, располагалось к югу от Кисловодска до р.
Малки и ее притока р. Хасаута. В помощниках у него было 4 топографа. «Места,
где производилась съемка, считались не безопасными, а потому при каждом то-пографе было от 15 до 20 линейных казаков, и кроме того у меня, - отмечает
офицер, - в конвое было человек 12, в числе которых были и из мирных горцев»
[12, с.167]. Сам Филипсон все время проводил в разъездах для осмотра работ то-пографов, «которые были размещены верст на полтораста» [12, с. 167]. Несмотря на принимаемые российским командованием меры предосто-рожности, военные столкновения во время съемок были не редки. Например, то-пограф Разуваев, производя исследования в верховьях р. Большого Зеленчука,
подвергся нападению со стороны горской партии. Он был ранен пулей в грудь на
вылет, планшет с инструментами рассечен шашкой, а несколько казаков его кон-воя убито [6, с. 356].
В еще более сложной обстановке приходилось действовать топографам при
изучении территорий неподконтрольных российской администрации. Сбор све-дений в таких случаях осуществлялся во время военных экспедиций. При отря-дах войск, действовавших в Чечне, Дагестане и за Кубанью обязательно находи-лись военные топографы. Несмотря на все лишения и трудности (во время зим-них экспедиций проводить съемку приходилось в 10-ти градусные морозы) ими
снимались маршруты, производилась по возможности полуинструментальная, а
где и глазомерная съемка, составлялись планы позиций, укреплений и станиц.
К середине 40-х гг. XIX в. закончился первый этап так называемой «полу-инструментальной» съемки территорий Северного Кавказа. Дальнейшие топо-графические работы были связаны с исправлением прежних съемок и нанесени-ем новых населенных пунктов, не обозначенных еще на вновь составлявшейся
тогда 10-ти верстной карте Кавказского края [6, с. 358].
Топографические съемки офицерами и чинами Корпуса топографов вы-полнялись не только в интересах военного ведомства. Важным направлением их
деятельности было проведение топографических исследований для хозяйствен-ного освоения и обустройства новой окраины России. С этой целью топографы
командировались в ведомство Путей сообщения, для производства съемок тех
местностей, по которым вновь прокладывались дороги и устраивались мосты [6,
с. 360]. Так например, военные топографы принимали участие в выборе места
для постройки моста на р. Белой, который по замыслам российского правитель-ства должен был способствовать налаживанию торгово-экономических связей с
населением Закубанья.
На военных топографов возлагались работы с чисто сельскохозяйственной
целью. Под руководством инженеров они производили съемки и составляли чер-тежи по проекту укрепления берегов реки Терека [6, с. 362], периодические лет-ние разливы которого негативно сказывались на хозяйственной деятельности ка-зачьего населения Терского левобережья. Кроме того, на Апшеронском полуост-рове чинами Корпуса военных топографов была проведена съемка участков, за-нятых сыпучими, переносными песками. Эти топографические исследования бы-ли необходимы для решения вопроса об укреплении песков посадкой камыша и
других укрепляющих почву растений [6, с. 361].
Нередко военные топографы командировались в межевые комиссии или
отдельно выполняли поручения по отмежеванию участков земель. Они принима-ли непосредственное участие в размежевании земель, выделяемых правительст-вом для казачьих воинских подразделений и вновь создаваемых гражданских по-селений на Кавказе.
Руководство съемками казенных земель также перекладывалось на плечи
военных. Так начальниками межевания казенных земель Кавказской области (с
1847 г. Ставропольской губернии) были последовательно сменявшие друг друга
офицеры Генерального штаба. Документы из фондов Государственного архива
Ставропольского края хранят в себе сведения о проведении в 1840-х гг. межевых
работ под руководством полковника А.Р. Бергенстроле, подполковника
П.В. Немировича-Данченко, подполковника И.Е. Гангардта [2]. В это время ме-жевание земель в Кавказской области проводилось, как указывалось в официаль-ной переписке «…для водворения переселяющихся из малоземельных губерний
государственных поселян и отделения особых пространств к отводу в частное
владение по Всемилостивейшим пожалованиям» [3, л. 2 – 2об.].
В своей работе по размежеванию земель офицеры опирались на граждан-ских топографов, однако подготовленность к съемкам последних оставляла же-лать лучшего. Вот, например, какую оценку полевых работ, подчиненных себе
чинов межевого ведомства давал полковник Немирович-Данченко в рапорте от
21 октября 1842 г.: «…Осмотрев вчерашнего числа съемочные занятия нынешне-го лета 5-й межевой партии возвратившейся 19 сего месяца с полевых работ в г.
Ставрополь долгом считаю донести, что представленные мне начальником этой
партии брульоны (первые наброски чертежей – Т.К.) съемки я нашел в непри-личном виде и в беспорядочном состоянии… О верности и удовлетворительно-сти съемки означенной партии до составления настоящих черновых планов и до
поверки оных на самой местности, я ничего утвердительного сказать не могу, но
судя по совершенной пустоте многих планшетных листов, съемка эта может ока-заться весьма неполною и потому признаю необходимым обозреть оную ли ч-но…» [3, л. 39–39об.]
Точное размежевание земель на Кавказе требовало наличие точных карт.
Последние можно было составить только по итогам проведения геодезических исследований. С этой целью, в 1840 г., по ходатайству командующего Отдель-ным Кавказским корпусом генерала Е.А. Головина в Тифлис был вызван под-полковник Иосиф (Осип) Иванович Ходзько, впоследствии генерал-лейтенант
Генерального штаба и один из известнейших российских геодезистов.
Ходзько являлся выпускником физико-математического факультета Ви-ленского университета, затем поступил на военную службу. До своего прибытия
на Кавказ он принимал участие в геодезических и астрономических наблюдени-ях, проводившихся по заданиям военного ведомства в северо-западных губерни-ях Российской империи. На новом месте службы ему поручалось сделать первый
опыт триангуляции Кавказа. Конечно, в горной местности, да еще и в условиях
перманентных военных действий ее осуществление было весьма проблематично.
Тем не менее, «объезжая потом Закавказье и участвуя в военных действиях про-тив непокорных горцев, - писал Ходзько, - я пришел к убеждению, что правиль-ная триангуляция всего Кавказского края есть дело трудное, но не невозможное»
[15, с. 235].
В 1842 г. Ходзько приступил к выполнению поставленной перед ним
сложной задачи, но вскоре работы пришлось приостановить. Новый командую-щий Отдельным Кавказским корпусом, генерал А.И. Нейдгардт счел их прежде-временными и Ходзько отправили в Пулковскую обсерваторию для ознакомле-ния с новейшими достижениями в области геодезии. С назначением главноко-мандующим на Кавказе М.С. Воронцова геодезические работы были продолже-ны. На этот раз план триангуляции Кавказа был одобрен Николаем I, а проведе-ние полевых исследований предполагали осуществить в течение шести лет, на-чиная с 1847 г.
Для производства триангуляции был утвержден следующий штатный со-став: начальник, его помощник, 8 обер-офицеров, 12 топографов, 3 переводчика,
2 писаря и один мастеровой Военно-топографического депо. Разрешалось также
составить нестроевую команду, из мастеровых и чернорабочих, до 75 человек, и
конвойную казачью команду в 100 человек [5, с. 30 - 31]. Кроме помощника
Ходзько - капитана Оберга и присланного из С-Петербурга для производства ас-трономических наблюдений Корпуса топографов штабс-капитана Александрова,
остальные участники полевых работ на триангуляции ранее никогда не находи-лись. Их нужно было научить обращаться с инструментами, выбирать триангу-ляционные пункты, строить сигналы и производить наблюдения. Полевые наблюдения производились с 1847 г. до осени 1853 г. безостано-вочно, начинаясь в апреле и оканчиваясь в ноябре или декабре. На протяжении
700 верст от горы Оштека, в верховьях р. Белой (впоследствии территория Ку-банской области) до Базар-дюза на границе Кубинского уезда Бакинской губер-нии, военные топографы разместили 12 тригонометрических станций. Еще 18
станций было оборудовано в южной части Закавказья. Все они находились или
на снеговых вершинах или на горах, не более 2–3-х летних месяцев свободных от
снега. Даже в июле месяце температура воздуха днем на этих горах не превыша-ла 2–3 градусов тепла, опускаясь ночью до 13 градусов мороза. Одновременно в
знойных долинах р. Куры и р. Аракса жара достигала 35 градусной отметки. Т а-кие климатические особенности заставляли топографов отступать от имеющихся
правил и работать весной в долинах, переходя в июне месяце в горы и возвраща-ясь в октябре вновь на низменные места [15, с. 237]. При этом до своего ухода на
зимние квартиры топографы вынуждены были непременно завершать изме рения,
поскольку в обратном случае, возвращающиеся с летних пастбищ местные жите-ли нередко разрушали тригонометрические сигналы.
Характеризуя трудности, с которыми сталкивались военные топографы на
Кавказе, Ходзько приводит следующий пример. Уже в первый год проведения
тригонометрических работ, выпавший в октябре глубокий снег завалил тропу,
ведущую на гору Аглаган. Для того чтобы достигнуть ее вершины топографам
приходилось на подъеме, на протяжении более 200 м, прорубать в мерзлом снегу
узкую тропу, по которой они пробирались нагруженные вьюками с инструмен-тами для геодезических наблюдений [15, с. 237].
Сами топографы, горные тропы, по которым проходили, разделяли на три
группы: 1) достаточно удобные, т.е. по которым была возможность ехать верхом
и лишь на наиболее опасных участках идти пешком, ведя лошадей на поводу; 2)
менее удобные – люди шли пешком, поддерживая руками навьюченных катеров,
и наконец 3) такие тропы, на которых разобрав тяжелое снаряжение, поднимали
его на руках по частям, а на отвесные скалы – с помощью веревок. К трудностям
переходов по горам добавлялось и то, что иногда они проходили под обстрелом
«немирных» горцев, а порой топографы сами участвовать в перестрелке.
Большие проблемы топографам, в условиях высокогорья, создавали бури с
дождем, громом и молниями. Так, в 1849-м году на горе Годореби (на террито-рии Кутаисской губернии) Ходзько со своими спутниками был застигнут бурей с
проливным дождем и градом. Ударом молнии убило одну лошадь и сшибло с ног двух солдат, которые благодаря счастливому стечению обстоятельств отделались
лишь легким испугом. В 1850 г. взбираясь на вершину крутой горы Гадис (неда-леко от города Эривани) из внезапно набежавшей тучи сверкнула молния. Она
«прошла так близко от моих глаз, - вспоминал Ходзько, - что очень сильно обог-рела лицо, а через 40 секунд последовал громовой удар, повернувший на моей
голове фуражку и опрокинувший шедшего впереди переводчика…» [15, с. 239]
Одним из самых ярких событий триангуляции Кавказа середины XIX в.
стало восхождение военных топографов на вершину горы Арарат. Поводом для
этой экспедиции, стало по словам Ходзько, «желание определить сколько можно
точнее высоту его над уровнем моря» [14, с. 157]. В восхождении участвовали
известный ученый, востоковед, в дальнейшем активный деятель Кавказского от-дела Русского географического общества Н.В. Ханыков, директор метеорологи-ческой обсерватории в Тифлисе А.Ф. Мориц, Генерального штаба полковник
П.К. Услар, астроном триангуляции штабс-капитан П.Н. Александров, перево-дчик П.И. Шароян, а также топограф Сидоров и команда из 60-ти казаков и сол-дат [14, с. 159 - 160].
Восхождение началось 1 августа 1850 г. «Вначале вьючный скот двигался
довольно удобно по снегу, - вспоминал один из очевидцев, - но скоро покатости
сделались так круты, что лошади стали скользить и опрокидывались с вьюками,
так что надобно было отказываться везти их далее, все вещи были переложены
на четверо саней, предварительно устроенных для этой цели и их весело потяну-ли вперед солдаты, поощряя себя разными шутками и прибаутками и надсмеха-ясь над теми, которые скользили и падали» [13, с. 41 - 42].
2 августа погода ухудшилась, к 12 часам дня подул сильный ветер с ледя-ной крупой. Ночью со 2 на 3-е августа, в течение трех часов, отряду пришлось
находится в середине грозовой тучи. Тогда единственным гарантом безопасности
участников восхождения служили острые пики скал, под которыми было распо-ложено место для ночлега. «В 11 часов ночи последний громовой удар отбил од-ну из вершин пиков, - отмечал Ходзько, - буря немного затихла, но вьюга не пе-реставала и дул сильный ветер. 3-го числа в 2 часа по полудни солдаты разбили
палатки на 300 сажень выше места нашего ночлега, на очень крутой покатости
(до 30), покрытой тонким слоем льда. Там мы прожили два дня и три ночи и
только 6-го числа, поднявшись на возвышенную (западную) вершину библейско-го великана, водрузили на ней знамя христианства – черный деревянный крест»
[15, с. 240].
Геодезические и метеорологические наблюдения на западной вершине
продолжались пять дней. В течение этого времени Ходзько с одним из солдат
бессменно находился в верхнем лагере, другие участники отряда ежедневно сме-нялись. Наблюдения приходилось проводить при непрекращающихся морозах
(столбик термометра опускался от 3 до 13 градусов). Об особенностях организа-ции наблюдений в условиях высокогорья Ходзько пишет следующее: «Разрыв
глубокую яму в снегу, погрузили в нее мою алжирскую палатку, оставив лишь
небольшое отверстие для входа; посередине ее разостланные ковры заменяли по-стель. Таким-же порядком поставлена была возле другая солдатская палатка…
Пищу приготовляли следующим образом: наполнив два медных таза древесным
углем, с большим усилием разводили огонь; тогда импровизированный кашевар
стремился приготовлять обед; замершее вино осталось нетронутым; чай, водка,
портер, разбавленный кипятком, и снег, таявший во рту, составляли наши напит-ки. Устроившись таким образом мы могли жить и наблюдать» [14, с. 166].
Утром 12 августа, с западной вершины Арарата Ходзько перешел на его
восточную вершину, где к часу дня завершил намеченные работы. «Потом, -вспоминает Ходзько, - я сел в сани и помчался стремительно вниз, но крутизна
спуска заставила продолжать путь на бурке…» [14, с. 167]. Только в нижнем ла-гере Ходзько обнаружил, что ноги у него сильно распухли и в дальнейшем по-требовали шестинедельного лечения.
Трудности и лишения, которые приходилось переносить военным топо-графам во время полевых наблюдений пагубно отразились на состоянии здоро-вья многих из них. Резкие перепады температур приводили к горячкам и лихо-радкам, которые нередко заканчивались летальным исходом. Весьма показатель-на в этом отношении судьба одного из участников восхождения на Арарат топо-графа Павла Николаевича Александрова.
Родился он в 1813 г. в солдатской семье. Службу начал в С-Петербургском
батальоне военных кантонистов, из которого, в 1827 г., был переведен в Корпус
военных топографов. В течение 13 лет, в числе прочих топографов, Александров
сначала находился на съемках С-Петербургской и Псковской губерний, затем г.
Москвы и его окрестностей. В 1840 г., по итогом успешно сданных экзаменов,
был произведен в первый офицерский чин и командирован в Пулковскую обсер-ваторию, для изучения астрономии под руководством профессора В.Я. Струве. Три года, проведенные в школе знаменитого астронома, сделали из него пре-красного специалиста по астрономическим наблюдениям. В 1846 г. он был на-значен в Отдельный Кавказский корпус для астрономических наблюдений при
триангуляции Кавказа.
Весной 1847 г. по итогам астрономических наблюдений Александрову
удалось определить широты и долготы ряда городов и укреплений Дагестана.
Летом этого же года он принимал участие в качестве топографа в военной экспе-диции в Южном Дагестане, закончившейся взятием укрепленного аула Салты.
Часто, во время военных маневров и переходов в горной местности , ящики с ин-струментами приходилось нести на руках. При этом хронометры, не доверяя ни-кому Александров всегда нес сам, поскольку от их исправности зависела точ-ность произведенных вычислений. «Днем на походе отряд сражался, когда же
войска останавливались на ночлег, то посреди военного лагеря устанавливался
универсальный инструмент Александрова и ночью делались им наблюдения, -пишет современник, - а с рассветом надлежало поспешить уложением всего в
ящики и следовать далее» [11, с. 243].
Резкий климат Кавказа (зимой 1848 г. Александрову пришлось в течение
месяца проводить наблюдения в Шамхорской степи при сильном ветре и морозе)
подорвали его здоровье. Два раза Александров перенес лихорадку, но каждый
раз немного поправив свое здоровье немедленно возвращался к работе. Однако
трудности восхождения на Арарат к тому времени уже ослабленный организм
Александрова перенести не смог. Во время сильной грозы, в которую попала
экспедиция в ночь со 2 на 3 августа, он отморозил пальцы на правой ноге. Три
дня вместе с Ходзько ему еще удалось пробыть на вершине горы, но затем, из-за
обострившейся болезни, он вынужден был покинуть экспедицию.
Отмороженные пальцы доставляли Александрову сильные страдания. Ле-чение сначала в Эриванском, а затем в Тифлисском военных госпиталях прино-сило лишь временное облегчение. Летом 1851 г. Александрова не стало. Перед
смертью, он передал своему знакомому офицеру самую дорогую для него вещь -камень с Арарата [11, с. 246].
В конце сентября 1853 г. полевые тригонометрические работы были оста-новлены в связи с началом военных действий с Турцией. В этом же году Ходзько
был назначен начальником образованного при штабе Отдельного Кавказского
корпуса Военно-топографического отдела. Как и другие военные топографы он принимал участие в сражениях и походах на Кавказском театре военных дейст-вий.
После заключения мира с Турцией трианагуляция Кавказа была продолже-на. Завершение Кавказской войны (1864 г.) позволило основные работы сосредо-точить в его северной части: «от пунктов, определенных возле Владикавказа и
Дербента, до связи на окраинах Северного Кавказа с тригонометрическими из-мерениями возле Керчи, Новочеркасска и Кизляра» [15, с. 245].
Полевые наблюдения военных топографов, создававшие основу для карто-графии и в целом географии Кавказа были по достоинству оценены научной об-щественностью России. В 1868 г., по окончании триангуляции Кавказа,
И.И. Ходзько была присуждена высшая награда Русского географического обще-ства – Константиновская медаль [8, с. 175]. Комиссия, созданная для анализа ре-зультатов проведенных на Кавказе работ, пришла к следующему заключению:
«Триангуляция генерала Ходзько по точности своей удовлетворяет не только
всем прямым ее картографическим целям, но и строжайшим требованиям самой
геодезии... Она заключает в себе богатый материал, которого окончательная об-работка обещает для науки много любопытных и важных выводов... По трудно-сти выполнения, по самоотвержению производителей, легко может соперничать
со всеми подобными работами, произведенными где-либо на земном шаре, не
исключая индийской триангуляции, прославившей 25 лет тому назад имя Эвере-ста» [8, с. 175].
Таким образом, результаты деятельности военных топографов на Кавказе
не только положительным образом отразились на его хозяйственном освоении,
но и стали важным приобретением для науки. Накопленные в ходе топографиче-ских съемок и геодезических наблюдений данные положили начало становлению
научных основ кавказоведения.
* * *
1. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Тифлис, 1881. Т.
VIII. 1009 с.
2. Государственный архив Ставропольского края (ГАСК). Ф. 340. Оп. 1. Д. 46,
Д. 47, Д. 114, Д. 134, Д. 160.
3. ГАСК. Ф. 340. Оп. 1. Д. 160.
4. Ермолов А.П. Записки, 1818 – 1825 // Осада Кавказа. Воспоминания участни-ков Кавказской войны XIX в. – СПб.: Изд-во журнала «Звезда», 2000. С. 13 - 75. 5. Извлечение из отчета о производстве триангуляции Закавказского края // За-писки Военно-топографического депо. Часть XVII. СПб., 1855. С. 29 - 38.
6. Исторический очерк деятельности Корпуса военных топографов, 1822 – 1872.
СПб., 1872. 787 с.
7. Матвеев О.В. К преодолению историографического тупика в изучении Кав-казской войны: концепции взаимопонимания // Теория и практика общественно-го развития. 2013. № 11. С. 285 – 289.
8. Пятидесятилетний юбилей И.И. Ходзько // Известия Кавказского отдела им-ператорского Русского географического общества. Т. I. 2-е изд. Под ред. Д.И.
Коваленского. Тифлис, 1894. С. 174 – 179.
9. Ткаченко Д.С. «Там, в горах Дагестана, на урочище Дешлагар». Повседнев-ная жизнь в 83-м пехотном Самурском полку // Военно-исторический журнал.
2013. № 9. С. 68 – 73.
10. Ткаченко Д.С., Колосовская Т.А. «Мы на Кавказе воевали не для того, чтобы
разбить неприятеля и уйти…» Социокультурная деятельность Кавказ-ской армии
(по воспоминаниям и исследованиям современников). Ставрополь: Изд-во СГУ,
2011. 304 с.
11. Уманец А. Павел Николаевич Александров. Некролог // Записки Кавказ-ского
отдела императорского Русского географического общества. Кн. I. Под. ред. В.А.
Соллогуба. Тифлис, 1852. С. 241 - 246.
12. Филипсон Г.И. Воспоминания // Русский архив. Вып. 5. 1883. С. 73 - 200.
13. Ханыков Н.В. Описание восхождения на Арарат // Записки Военно-топографического депо. Часть XVI. СПб., 1854. С. 41 – 45.
14. Ходзько И.И. Воспоминания о восхождении на вершину Большого Арарата в
1850 году // Известия Кавказского отдела императорского Русского географиче-ского общества. Т. IV. Под. ред. Н.И. Воронова. Тифлис, 1875–1877. С. 159 - 169.
15. Ходзько И.И. Общий взгляд на орографию Кавказа // Записки Кавказского
отдела императорского Русского географического общества. Кн. VI. Под. ред.
Д.И. Коваленского. Тифлис, 1864. С. 233 - 267.
РОЛЬ РОССИЙСКИХ ВОЕННЫХ ТОПОГРАФОВ В ОСВОЕНИИ И
ГЕОГРАФИЧЕСКОМ ИЗУЧЕНИИ КАВКАЗА
ПЕРИОДА КАВКАЗСКОЙ ВОЙНЫ
*
Юбилей завершения Кавказской войны (1817 – 1864 гг.), отмечаемый в
этом году, позволяет и профессиональным исследователям и просто любителям
отечественной истории еще раз вспомнить о событиях более чем полутора веко-вой давности. Сегодня, когда в отечественном кавказоведении наметился пере-ход к изучению Кавказской войны «не как поля классического вооруженного
столкновения, а как пространства сложного, и во многом плодотворного взаимо-действия людей» [7, с. 285] особого внимания заслуживает исследование роли
русской армии в тех событиях. В научных статьях и монографиях, опубликован-ных в последние годы, историки обращают внимание на участие военных в изу-чении Кавказа, разработку ими проектов мирной и взаимоприемлемой интегра-ции новой окраины России в единое пространство страны [9; 10]. Весьма показа-тельна в этом отношении деятельность такого подразделения русской армии как
военные топографы. Рассмотрению их роли в освоении и географическом изуче-нии Кавказа посвящается настоящее исследование.
Корпус военных топографов был создан в 1822 г. при Генеральном штабе
для централизованного проведения картографических съемок на территории
Российской империи. Источником его комплектования служили воспитанники
учреждений военных кантонистов, в которых получали образование сыновья
нижних воинских чинов. Лучшие и способные из солдатских детей поступали в
Корпус топографов. Такая организация корпуса позволяла не сильно обременять
государственную казну, а тесная связь его с Генеральным штабом, в котором н а-ходилось много офицеров с хорошим математическим образованием и вполне
опытных в производстве съемок, давала топографам отличных руководителей [6,
с.85].
Особенно актуально проблема сбора географических и топографических
сведений была для Кавказа, представлявшего собой пока еще новую и малоизу-ченную окраину России. Военное противостояние в крае, то затухавшее, то
*
Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках проекта проведения научных исследова-ний «Российские военные в социокультурном пространстве Северного Кавказа XVIII – XIX вв.», проект № 14-01-00251 вспыхивающее с новой силой, заставляло российское правительство искать пути
решения кавказской проблемы. Отсутствие же достоверной информации, отме-чалось в официальном документе, «затрудняло здешнее начальство не только в
военных предприятиях, но и в распоряжениях по управлению краем» [1, с. 379].
До 30-х гг. XIX в. топографическими исследованиями были охвачены пре-имущественно территории, расположенные по южную сторону Главного Кавказ-ского хребта, т.е. мирные провинции Закавказья. На Северном Кавказе, в услови-ях перманентных военных столкновений, топографических работ на значитель-ных пространствах не проводилось. Командующий Отдельным Кавказским кор-пусом генерал А.П. Ермолов, писал в своих воспоминаниях: «В делах предмест-ников моих ничего не нашел я, кроме нелепо составленной карты из произведен-ных частных экспедиций, для связи коих надобно было прибегать к разным вы-мыслам...» [4, с.64].
Из-за необходимости расширения топографических работ на Кавказе, было
решено увеличить количество находившихся там топографов как офицерского
звания, так и нижних чинов. В 1832 г. при Отдельном Кавказском корпусе была
сформирована рота топографов № 3, в составе 48-ми человек [6, с. 354]. С этого
времени сбор военно-топографического материала приобрел систематический
характер.
В условиях военного времени особое внимание топографов было обращено
на местности, непосредственно прилегавшие к территориям «немирных» горцев,
через которые «хищнические партии» прорывались в пределы Кавказской облас-ти и Черномории. Съемки в этих районах обязательно проводились под прикры-тием военного конвоя.
Одним из участников таких съемок был Г.И. Филипсон, который после за-вершения Военной академии, с чином капитана и причислением к Генеральному
штабу, был командирован на Кавказ. Пространство, на котором проводились то-пографические работы Филипсона, располагалось к югу от Кисловодска до р.
Малки и ее притока р. Хасаута. В помощниках у него было 4 топографа. «Места,
где производилась съемка, считались не безопасными, а потому при каждом то-пографе было от 15 до 20 линейных казаков, и кроме того у меня, - отмечает
офицер, - в конвое было человек 12, в числе которых были и из мирных горцев»
[12, с.167]. Сам Филипсон все время проводил в разъездах для осмотра работ то-пографов, «которые были размещены верст на полтораста» [12, с. 167]. Несмотря на принимаемые российским командованием меры предосто-рожности, военные столкновения во время съемок были не редки. Например, то-пограф Разуваев, производя исследования в верховьях р. Большого Зеленчука,
подвергся нападению со стороны горской партии. Он был ранен пулей в грудь на
вылет, планшет с инструментами рассечен шашкой, а несколько казаков его кон-воя убито [6, с. 356].
В еще более сложной обстановке приходилось действовать топографам при
изучении территорий неподконтрольных российской администрации. Сбор све-дений в таких случаях осуществлялся во время военных экспедиций. При отря-дах войск, действовавших в Чечне, Дагестане и за Кубанью обязательно находи-лись военные топографы. Несмотря на все лишения и трудности (во время зим-них экспедиций проводить съемку приходилось в 10-ти градусные морозы) ими
снимались маршруты, производилась по возможности полуинструментальная, а
где и глазомерная съемка, составлялись планы позиций, укреплений и станиц.
К середине 40-х гг. XIX в. закончился первый этап так называемой «полу-инструментальной» съемки территорий Северного Кавказа. Дальнейшие топо-графические работы были связаны с исправлением прежних съемок и нанесени-ем новых населенных пунктов, не обозначенных еще на вновь составлявшейся
тогда 10-ти верстной карте Кавказского края [6, с. 358].
Топографические съемки офицерами и чинами Корпуса топографов вы-полнялись не только в интересах военного ведомства. Важным направлением их
деятельности было проведение топографических исследований для хозяйствен-ного освоения и обустройства новой окраины России. С этой целью топографы
командировались в ведомство Путей сообщения, для производства съемок тех
местностей, по которым вновь прокладывались дороги и устраивались мосты [6,
с. 360]. Так например, военные топографы принимали участие в выборе места
для постройки моста на р. Белой, который по замыслам российского правитель-ства должен был способствовать налаживанию торгово-экономических связей с
населением Закубанья.
На военных топографов возлагались работы с чисто сельскохозяйственной
целью. Под руководством инженеров они производили съемки и составляли чер-тежи по проекту укрепления берегов реки Терека [6, с. 362], периодические лет-ние разливы которого негативно сказывались на хозяйственной деятельности ка-зачьего населения Терского левобережья. Кроме того, на Апшеронском полуост-рове чинами Корпуса военных топографов была проведена съемка участков, за-нятых сыпучими, переносными песками. Эти топографические исследования бы-ли необходимы для решения вопроса об укреплении песков посадкой камыша и
других укрепляющих почву растений [6, с. 361].
Нередко военные топографы командировались в межевые комиссии или
отдельно выполняли поручения по отмежеванию участков земель. Они принима-ли непосредственное участие в размежевании земель, выделяемых правительст-вом для казачьих воинских подразделений и вновь создаваемых гражданских по-селений на Кавказе.
Руководство съемками казенных земель также перекладывалось на плечи
военных. Так начальниками межевания казенных земель Кавказской области (с
1847 г. Ставропольской губернии) были последовательно сменявшие друг друга
офицеры Генерального штаба. Документы из фондов Государственного архива
Ставропольского края хранят в себе сведения о проведении в 1840-х гг. межевых
работ под руководством полковника А.Р. Бергенстроле, подполковника
П.В. Немировича-Данченко, подполковника И.Е. Гангардта [2]. В это время ме-жевание земель в Кавказской области проводилось, как указывалось в официаль-ной переписке «…для водворения переселяющихся из малоземельных губерний
государственных поселян и отделения особых пространств к отводу в частное
владение по Всемилостивейшим пожалованиям» [3, л. 2 – 2об.].
В своей работе по размежеванию земель офицеры опирались на граждан-ских топографов, однако подготовленность к съемкам последних оставляла же-лать лучшего. Вот, например, какую оценку полевых работ, подчиненных себе
чинов межевого ведомства давал полковник Немирович-Данченко в рапорте от
21 октября 1842 г.: «…Осмотрев вчерашнего числа съемочные занятия нынешне-го лета 5-й межевой партии возвратившейся 19 сего месяца с полевых работ в г.
Ставрополь долгом считаю донести, что представленные мне начальником этой
партии брульоны (первые наброски чертежей – Т.К.) съемки я нашел в непри-личном виде и в беспорядочном состоянии… О верности и удовлетворительно-сти съемки означенной партии до составления настоящих черновых планов и до
поверки оных на самой местности, я ничего утвердительного сказать не могу, но
судя по совершенной пустоте многих планшетных листов, съемка эта может ока-заться весьма неполною и потому признаю необходимым обозреть оную ли ч-но…» [3, л. 39–39об.]
Точное размежевание земель на Кавказе требовало наличие точных карт.
Последние можно было составить только по итогам проведения геодезических исследований. С этой целью, в 1840 г., по ходатайству командующего Отдель-ным Кавказским корпусом генерала Е.А. Головина в Тифлис был вызван под-полковник Иосиф (Осип) Иванович Ходзько, впоследствии генерал-лейтенант
Генерального штаба и один из известнейших российских геодезистов.
Ходзько являлся выпускником физико-математического факультета Ви-ленского университета, затем поступил на военную службу. До своего прибытия
на Кавказ он принимал участие в геодезических и астрономических наблюдени-ях, проводившихся по заданиям военного ведомства в северо-западных губерни-ях Российской империи. На новом месте службы ему поручалось сделать первый
опыт триангуляции Кавказа. Конечно, в горной местности, да еще и в условиях
перманентных военных действий ее осуществление было весьма проблематично.
Тем не менее, «объезжая потом Закавказье и участвуя в военных действиях про-тив непокорных горцев, - писал Ходзько, - я пришел к убеждению, что правиль-ная триангуляция всего Кавказского края есть дело трудное, но не невозможное»
[15, с. 235].
В 1842 г. Ходзько приступил к выполнению поставленной перед ним
сложной задачи, но вскоре работы пришлось приостановить. Новый командую-щий Отдельным Кавказским корпусом, генерал А.И. Нейдгардт счел их прежде-временными и Ходзько отправили в Пулковскую обсерваторию для ознакомле-ния с новейшими достижениями в области геодезии. С назначением главноко-мандующим на Кавказе М.С. Воронцова геодезические работы были продолже-ны. На этот раз план триангуляции Кавказа был одобрен Николаем I, а проведе-ние полевых исследований предполагали осуществить в течение шести лет, на-чиная с 1847 г.
Для производства триангуляции был утвержден следующий штатный со-став: начальник, его помощник, 8 обер-офицеров, 12 топографов, 3 переводчика,
2 писаря и один мастеровой Военно-топографического депо. Разрешалось также
составить нестроевую команду, из мастеровых и чернорабочих, до 75 человек, и
конвойную казачью команду в 100 человек [5, с. 30 - 31]. Кроме помощника
Ходзько - капитана Оберга и присланного из С-Петербурга для производства ас-трономических наблюдений Корпуса топографов штабс-капитана Александрова,
остальные участники полевых работ на триангуляции ранее никогда не находи-лись. Их нужно было научить обращаться с инструментами, выбирать триангу-ляционные пункты, строить сигналы и производить наблюдения. Полевые наблюдения производились с 1847 г. до осени 1853 г. безостано-вочно, начинаясь в апреле и оканчиваясь в ноябре или декабре. На протяжении
700 верст от горы Оштека, в верховьях р. Белой (впоследствии территория Ку-банской области) до Базар-дюза на границе Кубинского уезда Бакинской губер-нии, военные топографы разместили 12 тригонометрических станций. Еще 18
станций было оборудовано в южной части Закавказья. Все они находились или
на снеговых вершинах или на горах, не более 2–3-х летних месяцев свободных от
снега. Даже в июле месяце температура воздуха днем на этих горах не превыша-ла 2–3 градусов тепла, опускаясь ночью до 13 градусов мороза. Одновременно в
знойных долинах р. Куры и р. Аракса жара достигала 35 градусной отметки. Т а-кие климатические особенности заставляли топографов отступать от имеющихся
правил и работать весной в долинах, переходя в июне месяце в горы и возвраща-ясь в октябре вновь на низменные места [15, с. 237]. При этом до своего ухода на
зимние квартиры топографы вынуждены были непременно завершать изме рения,
поскольку в обратном случае, возвращающиеся с летних пастбищ местные жите-ли нередко разрушали тригонометрические сигналы.
Характеризуя трудности, с которыми сталкивались военные топографы на
Кавказе, Ходзько приводит следующий пример. Уже в первый год проведения
тригонометрических работ, выпавший в октябре глубокий снег завалил тропу,
ведущую на гору Аглаган. Для того чтобы достигнуть ее вершины топографам
приходилось на подъеме, на протяжении более 200 м, прорубать в мерзлом снегу
узкую тропу, по которой они пробирались нагруженные вьюками с инструмен-тами для геодезических наблюдений [15, с. 237].
Сами топографы, горные тропы, по которым проходили, разделяли на три
группы: 1) достаточно удобные, т.е. по которым была возможность ехать верхом
и лишь на наиболее опасных участках идти пешком, ведя лошадей на поводу; 2)
менее удобные – люди шли пешком, поддерживая руками навьюченных катеров,
и наконец 3) такие тропы, на которых разобрав тяжелое снаряжение, поднимали
его на руках по частям, а на отвесные скалы – с помощью веревок. К трудностям
переходов по горам добавлялось и то, что иногда они проходили под обстрелом
«немирных» горцев, а порой топографы сами участвовать в перестрелке.
Большие проблемы топографам, в условиях высокогорья, создавали бури с
дождем, громом и молниями. Так, в 1849-м году на горе Годореби (на террито-рии Кутаисской губернии) Ходзько со своими спутниками был застигнут бурей с
проливным дождем и градом. Ударом молнии убило одну лошадь и сшибло с ног двух солдат, которые благодаря счастливому стечению обстоятельств отделались
лишь легким испугом. В 1850 г. взбираясь на вершину крутой горы Гадис (неда-леко от города Эривани) из внезапно набежавшей тучи сверкнула молния. Она
«прошла так близко от моих глаз, - вспоминал Ходзько, - что очень сильно обог-рела лицо, а через 40 секунд последовал громовой удар, повернувший на моей
голове фуражку и опрокинувший шедшего впереди переводчика…» [15, с. 239]
Одним из самых ярких событий триангуляции Кавказа середины XIX в.
стало восхождение военных топографов на вершину горы Арарат. Поводом для
этой экспедиции, стало по словам Ходзько, «желание определить сколько можно
точнее высоту его над уровнем моря» [14, с. 157]. В восхождении участвовали
известный ученый, востоковед, в дальнейшем активный деятель Кавказского от-дела Русского географического общества Н.В. Ханыков, директор метеорологи-ческой обсерватории в Тифлисе А.Ф. Мориц, Генерального штаба полковник
П.К. Услар, астроном триангуляции штабс-капитан П.Н. Александров, перево-дчик П.И. Шароян, а также топограф Сидоров и команда из 60-ти казаков и сол-дат [14, с. 159 - 160].
Восхождение началось 1 августа 1850 г. «Вначале вьючный скот двигался
довольно удобно по снегу, - вспоминал один из очевидцев, - но скоро покатости
сделались так круты, что лошади стали скользить и опрокидывались с вьюками,
так что надобно было отказываться везти их далее, все вещи были переложены
на четверо саней, предварительно устроенных для этой цели и их весело потяну-ли вперед солдаты, поощряя себя разными шутками и прибаутками и надсмеха-ясь над теми, которые скользили и падали» [13, с. 41 - 42].
2 августа погода ухудшилась, к 12 часам дня подул сильный ветер с ледя-ной крупой. Ночью со 2 на 3-е августа, в течение трех часов, отряду пришлось
находится в середине грозовой тучи. Тогда единственным гарантом безопасности
участников восхождения служили острые пики скал, под которыми было распо-ложено место для ночлега. «В 11 часов ночи последний громовой удар отбил од-ну из вершин пиков, - отмечал Ходзько, - буря немного затихла, но вьюга не пе-реставала и дул сильный ветер. 3-го числа в 2 часа по полудни солдаты разбили
палатки на 300 сажень выше места нашего ночлега, на очень крутой покатости
(до 30), покрытой тонким слоем льда. Там мы прожили два дня и три ночи и
только 6-го числа, поднявшись на возвышенную (западную) вершину библейско-го великана, водрузили на ней знамя христианства – черный деревянный крест»
[15, с. 240].
Геодезические и метеорологические наблюдения на западной вершине
продолжались пять дней. В течение этого времени Ходзько с одним из солдат
бессменно находился в верхнем лагере, другие участники отряда ежедневно сме-нялись. Наблюдения приходилось проводить при непрекращающихся морозах
(столбик термометра опускался от 3 до 13 градусов). Об особенностях организа-ции наблюдений в условиях высокогорья Ходзько пишет следующее: «Разрыв
глубокую яму в снегу, погрузили в нее мою алжирскую палатку, оставив лишь
небольшое отверстие для входа; посередине ее разостланные ковры заменяли по-стель. Таким-же порядком поставлена была возле другая солдатская палатка…
Пищу приготовляли следующим образом: наполнив два медных таза древесным
углем, с большим усилием разводили огонь; тогда импровизированный кашевар
стремился приготовлять обед; замершее вино осталось нетронутым; чай, водка,
портер, разбавленный кипятком, и снег, таявший во рту, составляли наши напит-ки. Устроившись таким образом мы могли жить и наблюдать» [14, с. 166].
Утром 12 августа, с западной вершины Арарата Ходзько перешел на его
восточную вершину, где к часу дня завершил намеченные работы. «Потом, -вспоминает Ходзько, - я сел в сани и помчался стремительно вниз, но крутизна
спуска заставила продолжать путь на бурке…» [14, с. 167]. Только в нижнем ла-гере Ходзько обнаружил, что ноги у него сильно распухли и в дальнейшем по-требовали шестинедельного лечения.
Трудности и лишения, которые приходилось переносить военным топо-графам во время полевых наблюдений пагубно отразились на состоянии здоро-вья многих из них. Резкие перепады температур приводили к горячкам и лихо-радкам, которые нередко заканчивались летальным исходом. Весьма показатель-на в этом отношении судьба одного из участников восхождения на Арарат топо-графа Павла Николаевича Александрова.
Родился он в 1813 г. в солдатской семье. Службу начал в С-Петербургском
батальоне военных кантонистов, из которого, в 1827 г., был переведен в Корпус
военных топографов. В течение 13 лет, в числе прочих топографов, Александров
сначала находился на съемках С-Петербургской и Псковской губерний, затем г.
Москвы и его окрестностей. В 1840 г., по итогом успешно сданных экзаменов,
был произведен в первый офицерский чин и командирован в Пулковскую обсер-ваторию, для изучения астрономии под руководством профессора В.Я. Струве. Три года, проведенные в школе знаменитого астронома, сделали из него пре-красного специалиста по астрономическим наблюдениям. В 1846 г. он был на-значен в Отдельный Кавказский корпус для астрономических наблюдений при
триангуляции Кавказа.
Весной 1847 г. по итогам астрономических наблюдений Александрову
удалось определить широты и долготы ряда городов и укреплений Дагестана.
Летом этого же года он принимал участие в качестве топографа в военной экспе-диции в Южном Дагестане, закончившейся взятием укрепленного аула Салты.
Часто, во время военных маневров и переходов в горной местности , ящики с ин-струментами приходилось нести на руках. При этом хронометры, не доверяя ни-кому Александров всегда нес сам, поскольку от их исправности зависела точ-ность произведенных вычислений. «Днем на походе отряд сражался, когда же
войска останавливались на ночлег, то посреди военного лагеря устанавливался
универсальный инструмент Александрова и ночью делались им наблюдения, -пишет современник, - а с рассветом надлежало поспешить уложением всего в
ящики и следовать далее» [11, с. 243].
Резкий климат Кавказа (зимой 1848 г. Александрову пришлось в течение
месяца проводить наблюдения в Шамхорской степи при сильном ветре и морозе)
подорвали его здоровье. Два раза Александров перенес лихорадку, но каждый
раз немного поправив свое здоровье немедленно возвращался к работе. Однако
трудности восхождения на Арарат к тому времени уже ослабленный организм
Александрова перенести не смог. Во время сильной грозы, в которую попала
экспедиция в ночь со 2 на 3 августа, он отморозил пальцы на правой ноге. Три
дня вместе с Ходзько ему еще удалось пробыть на вершине горы, но затем, из-за
обострившейся болезни, он вынужден был покинуть экспедицию.
Отмороженные пальцы доставляли Александрову сильные страдания. Ле-чение сначала в Эриванском, а затем в Тифлисском военных госпиталях прино-сило лишь временное облегчение. Летом 1851 г. Александрова не стало. Перед
смертью, он передал своему знакомому офицеру самую дорогую для него вещь -камень с Арарата [11, с. 246].
В конце сентября 1853 г. полевые тригонометрические работы были оста-новлены в связи с началом военных действий с Турцией. В этом же году Ходзько
был назначен начальником образованного при штабе Отдельного Кавказского
корпуса Военно-топографического отдела. Как и другие военные топографы он принимал участие в сражениях и походах на Кавказском театре военных дейст-вий.
После заключения мира с Турцией трианагуляция Кавказа была продолже-на. Завершение Кавказской войны (1864 г.) позволило основные работы сосредо-точить в его северной части: «от пунктов, определенных возле Владикавказа и
Дербента, до связи на окраинах Северного Кавказа с тригонометрическими из-мерениями возле Керчи, Новочеркасска и Кизляра» [15, с. 245].
Полевые наблюдения военных топографов, создававшие основу для карто-графии и в целом географии Кавказа были по достоинству оценены научной об-щественностью России. В 1868 г., по окончании триангуляции Кавказа,
И.И. Ходзько была присуждена высшая награда Русского географического обще-ства – Константиновская медаль [8, с. 175]. Комиссия, созданная для анализа ре-зультатов проведенных на Кавказе работ, пришла к следующему заключению:
«Триангуляция генерала Ходзько по точности своей удовлетворяет не только
всем прямым ее картографическим целям, но и строжайшим требованиям самой
геодезии... Она заключает в себе богатый материал, которого окончательная об-работка обещает для науки много любопытных и важных выводов... По трудно-сти выполнения, по самоотвержению производителей, легко может соперничать
со всеми подобными работами, произведенными где-либо на земном шаре, не
исключая индийской триангуляции, прославившей 25 лет тому назад имя Эвере-ста» [8, с. 175].
Таким образом, результаты деятельности военных топографов на Кавказе
не только положительным образом отразились на его хозяйственном освоении,
но и стали важным приобретением для науки. Накопленные в ходе топографиче-ских съемок и геодезических наблюдений данные положили начало становлению
научных основ кавказоведения.
* * *
1. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Тифлис, 1881. Т.
VIII. 1009 с.
2. Государственный архив Ставропольского края (ГАСК). Ф. 340. Оп. 1. Д. 46,
Д. 47, Д. 114, Д. 134, Д. 160.
3. ГАСК. Ф. 340. Оп. 1. Д. 160.
4. Ермолов А.П. Записки, 1818 – 1825 // Осада Кавказа. Воспоминания участни-ков Кавказской войны XIX в. – СПб.: Изд-во журнала «Звезда», 2000. С. 13 - 75. 5. Извлечение из отчета о производстве триангуляции Закавказского края // За-писки Военно-топографического депо. Часть XVII. СПб., 1855. С. 29 - 38.
6. Исторический очерк деятельности Корпуса военных топографов, 1822 – 1872.
СПб., 1872. 787 с.
7. Матвеев О.В. К преодолению историографического тупика в изучении Кав-казской войны: концепции взаимопонимания // Теория и практика общественно-го развития. 2013. № 11. С. 285 – 289.
8. Пятидесятилетний юбилей И.И. Ходзько // Известия Кавказского отдела им-ператорского Русского географического общества. Т. I. 2-е изд. Под ред. Д.И.
Коваленского. Тифлис, 1894. С. 174 – 179.
9. Ткаченко Д.С. «Там, в горах Дагестана, на урочище Дешлагар». Повседнев-ная жизнь в 83-м пехотном Самурском полку // Военно-исторический журнал.
2013. № 9. С. 68 – 73.
10. Ткаченко Д.С., Колосовская Т.А. «Мы на Кавказе воевали не для того, чтобы
разбить неприятеля и уйти…» Социокультурная деятельность Кавказ-ской армии
(по воспоминаниям и исследованиям современников). Ставрополь: Изд-во СГУ,
2011. 304 с.
11. Уманец А. Павел Николаевич Александров. Некролог // Записки Кавказ-ского
отдела императорского Русского географического общества. Кн. I. Под. ред. В.А.
Соллогуба. Тифлис, 1852. С. 241 - 246.
12. Филипсон Г.И. Воспоминания // Русский архив. Вып. 5. 1883. С. 73 - 200.
13. Ханыков Н.В. Описание восхождения на Арарат // Записки Военно-топографического депо. Часть XVI. СПб., 1854. С. 41 – 45.
14. Ходзько И.И. Воспоминания о восхождении на вершину Большого Арарата в
1850 году // Известия Кавказского отдела императорского Русского географиче-ского общества. Т. IV. Под. ред. Н.И. Воронова. Тифлис, 1875–1877. С. 159 - 169.
15. Ходзько И.И. Общий взгляд на орографию Кавказа // Записки Кавказского
отдела императорского Русского географического общества. Кн. VI. Под. ред.
Д.И. Коваленского. Тифлис, 1864. С. 233 - 267.
