45-й моторизований топографічний загін

фрагменты из «Записок-воспоминаний» Андрея Борисовича Шидловского

ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА

Двадцать второго июня 1941 годы мы с оркестром хоронили кого-то на Быковском кладбище. Вернувшись оттуда, увидели очередь в магазине за крупами, что означало начало войны. Мы с некоторыми музыкантами собирались поехать в военкомат и пойти добровольцами в армию. Настроение у основной массы жителей тогда было патриотическое. Но, вернувшись 25 июня поздно домой, я увидел повестку о том, что 26 июня я должен явиться в военкомат с вещами.
Утром, тяжело распрощавшись с папой и мамой, я поехал в Раменское, не разрешив им провожать меня... Когда я стал регистрироваться, то мне сказали, что военкомат меня не вызывал, а моя повестка выписана кем-то в милиции в Жуковском. Мне велели возвращаться домой и ждать настоящего призыва. Я подозревал, что повестку организовал один из сотрудников милиции, чтобы меня скорее не было в Ильинке, так как ему очень нравилась Зина Кузнецова (примеч. Д.: Андрей Борисович тоже ухаживал за этой девушкой - школьницей десятого класса).
Тяжёлые проводы с родителями мне не хотелось повторять, и расстраивать их ещё раз. В одной команде оказались призванные из Ильинки знакомые. Я пошёл к самому районному военному комиссару и добился, чтобы меня включили в эту же команду. Мне пришлось их догонять по пути на станцию. Так что я, в некотором роде, пошёл в армию добровольцем.
Нас привезли в Ногинск (Богородск) Московской области и распределили по частям. Я попал в 45-й топографический отряд. Отряд состоял из 6 отделений. Отделение из нескольких команд, в каждой из которых были топографы-офицеры, сержанты, рядовые, лошади и повозки. Нас разместили в доме, в комнатах которого на полу была солома, чем-то покрытая, постригли, выдали обмундирование.
Начальником моего отделения был офицер запаса Соловьёв, интеллигентный, разумный, добрый, порядочный и приятный человек. Он узнал, что я студент университета, и стал относиться ко мне очень хорошо. Представил меня к присвоению звания сержанта, которое я скоро получил. И отпустил меня на сутки домой, где я побыл с родителями.
Наш отряд получил от Генерального штаба важное задание. В то время на крупномасштабной топографической карте центральной России было много «окон», то есть таких квадратов, съёмка которых не проводилась. Отряд должен был «закрыть часть этих окон», то есть произвести соответствующую топографическую съёмку с помощью авиации. Много лет спустя в одном из журналов я прочитал статью, где упоминалось об этой работе и указывалось, какую большую пользу она принесла в дальнейшем в ходе войны, так как в местах бывших окон потом проходили бои.
Во второй половине июля штаб отряда перебрался на окраину Курска, а отделения разъехались по местам своей работы. Много мне пришлось летом и осенью 1941 года пройти по дорогам Курской, Воронежской, Волгоградской (тогда Сталинградской) и Саратовской областей, выполняя данное нам важное задание. Описать это нет возможности. Отмечу только один ярко запомнившийся факт.
В начале октября штаб нашего отделения стоял на станции Елань-Колено Воронежской области. Пришло распоряжение весь сержантский состав, кроме одного человека, отправить по своим военкоматам для направления на дальнейшую службу. Я должен был ехать в Раменское. Мы собрались, получили соответствующие бумаги, сухой паёк и отправились на станцию... Вдруг через некоторое время к нам на станцию прибежал посыльный с распоряжением мне вернуться обратно. Оказалось, что приехал Соловьёв и распорядился меня оставить в отряде младшим топографом. А в то время шли тяжёлые бои под Москвой. Шестнадцатого октября в Москве даже началась паника. И какова была бы моя судьба, если бы моя отправка состоялась?..
В начале декабря началось контрнаступление наших войск под Москвой. В январе 1942 года наши войска освободили Елец. Вскоре мы погрузились в вагоны и поехали в Елец в распоряжение штаба Брянского фронта. Там меня перевели в другое отделение, коллектив которого был очень хорошим, но начальником которого был очень мерзкий человек, младший лейтенант Холодов, из офицеров запаса. Совместно с авиацией отряд занимался засечкой целей противника с нанесением их на карты для поражения их артиллерией и бомбардировочной авиацией.
Мама прислала письмо, в котором написала, что папа очень плох. Зима была страшно холодной, и он сильно простудился. А хлеб и продукты ему надо было получать в Люберцах. И он, больной, ездил туда, часто долго дожидаясь электричек, которые ходили плохо. Получил воспаление лёгких. Ему становилось всё хуже и хуже. Питание было плохое. Последнюю курицу он доел перед смертью.
Командир отряда подполковник Платонов был очень хороший, интеллигентный и добрый человек. Я узнал, что он с грузовой автомашиной должен ехать в Москву в командировку. Объяснив своё положение, я попросил его взять меня с собой. Он уезжал утром и согласился меня взять. Велел утром прибыть в штаб отряда, доложив начальнику отделения. Холодов обозлился, когда я сказал ему об этом. За то, что я обратился без его разрешения к вышестоящему начальнику, он арестовал меня на сутки. В Москву я тогда не поехал. А вскоре, 31 марта, папа умер.
В конце апреля была ещё командировка Платонова в Москву. Он вспомнил обо мне и распорядился взять меня. Так я попал в Москву, но после смерти папы. У меня было скоплено некоторое количество продуктов: консервы, брикеты концентратов, немного сахара, крупы. Я ещё купил много пшеницы и ржи, и всё это взял с собой для мамы.
Из Москвы я поехал в Ильинку. Помню, как я шёл домой от станции. У меня было какое-то удивительно трепетное состояние в ожидании встречи с мамой. Трудно описать обоюдную радость нашей встречи... Мы долго не могли наговориться. На другой день ходили на могилу папы. Пробыл я тогда дома несколько дней.
Тяжело нам было расставаться при моём отъезде. Но в январе 1943 года мне снова удалось побывать в Москве в командировке, и я снова кое-чего привёз маме.
Двадцать восьмого июня 1942 года произошло событие, оставшееся у меня в памяти на всю жизнь. Мы были в Ельце. В этот день немцы на нашем фронте начали большое наступление к Воронежу. С утра бомбили Елец и окрестные сёла.
В саду на Пушкинской улице, в небольшом рве, у нас стояли две машины. В одной из них работал я с напарником. Шофер в кабине обедал. Недалеко была школа, в которой был развёрнут госпиталь. Мы услышали шум приближающихся самолётов, разрывы бомб у госпиталя, но успели выскочить из машины в ров через заднюю дверь. Раздался взрыв. Я был в семи метрах от бомбы весом в 100 килограмм. Но бомба попала в бруствер рва, и все осколки прошли над нами. Мы были во рву за машиной. Меня только сильно засыпало землёй. В голове зашумело. Были убиты оба наши шофера и пробиты осколками машины. Я пошёл доложить начальству, которое находилось во время бомбёжки в подвале. Месяца два сильно шумело у меня в голове, но постепенно прошло.
Много позднее, в начале 1960 годов, я обнаружил у себя потерю слуха, особенно в левом ухе. Начал лечиться. Надо было регулярно ходить на процедуры. Но времени на это не хватало. Поэтому к старости я стал совсем плохо слышать, и уже давно пользуюсь слуховым аппаратом.
В декабре 1942 года, в разгар Сталинградской битвы, из патриотических соображений я вступил в кандидаты партии. В феврале 1943 года я пошёл к комиссару отряда и попросил отправить меня в часть на передовую. Он обещал через несколько дней дать ответ. Вызвав, он вручил мне направление для обучения на курсы политсостава при политуправлении Брянского фронта. Он сказал, что став офицером, я принесу больше пользы, и ещё успею повоевать.
Я собрался и поехал в город Раненбург (ныне город Чаплыгин). Занимались много. Кормили нас плохо, так как продовольствие возили с фронтовых баз, а это было очень далеко от нас, и дорогой много терялось. К концу обучения, в мае 1943 года, на тактических занятиях мы с трудом ползали. Но мне присвоили звание лейтенанта. И всех нас направили в резерв Брянского фронта под Тулой, на Косую гору.
Вскоре меня вызвали в штаб для назначения политруком батареи в фронтовой артиллерийский полк. Велели утром явиться за направлением, с вещами. Но утром моё назначение неожиданно отменили. А через несколько дней нас всех выстроили и зачитали приказ главнокомандующего о ликвидации должностей политруков в ротах, батареях и некоторых других подразделениях. Всех политруков было приказано переподготовить на строевых офицеров.
Нас послали в Сталиногорск (ныне Новомосковск), куда съезжались с фронта все политруки для назначения на переподготовку. В тихий небольшой городок наехало огромное количество офицеров. На улицах стало оживлённо и шумно. Многие местные дамы заметно повеселели.
Я получил назначение на учёбу во 2-е Киевское училище самоходной артиллерии, которое эвакуировалось из Киева в Разбойщину, в 15 километров от Саратова. Занимались много. За 6 месяцев прошли курс училища военного времени.
По окончании училища меня вызвали к начальству. Сообщили, что меня оставляют в училище командиром учебного взвода. Я стал отказываться. Но мне ответили, что это приказ.
Осенью 1943 года освободили Киев. Было решено весной возвратить училище в Киев, в его старое расположение. Мы погрузились в эшелоны.
Училище располагалось в хороших зданиях на окраине города, в Печёрске. Мы вчетвером с коллегами поселились на частной квартире. Хозяйка, тётя Киля, нам готовила питание из наших продуктовых пайков. Жили дружно. Много работали. Иногда ездили в город. По вечерам ходили в клуб училища смотреть кинокартины и на танцы. Летом ходили купаться на Днепр. В июле 1944 года меня приняли из кандидатов в члены партии.
В 1945 году стало чувствоваться приближение конца войны. Настроение у всех улучшалось. А с первых дней мая каждый день ждали вестей о капитуляции немецких войск.
Восьмого мая, с вечера, я был дежурным по училищу. Генерал-начальника в училище в этот день не было. Он ждал радостного сообщения, но, всё же, поехал домой, приказав мне следить за радиосообщениями. А в случае новостей сразу же звонить ему.
Ночью объявили о подписании акта о капитуляции. Я немедленно позвонил генералу. Он приказал поднять всё училище, подготовить пару пушек для холостой стрельбы и много ракетниц.
Я побежал по казармам. Поднимал курсантов и поздравлял их с победой. Меня они качали. Приехал генерал. Всех выстроили, поздравили и провели небольшой салют.
В Киеве вечером состоялся большой салют. Мы приняли в нём участие: стояли с пушками и ракетницами в парке над Днепром.

http://7iskusstv.com/2013/Nomer5/Shidlovsky1.php